я смахиваю слёзы.
Можно сказать, что вокруг меня хаос, но меня оградили, сейчас всё вокруг меня происходит так быстро, а я словно просто наблюдатель и всё равно не успеваю за всем уследить, всё понять и осознать. Суды, брачный договор, обвинения и защита, роды раньше срока, слишком много внимания со стороны, но… меня словно от этого оградили и сейчас в этом хаосе вокруг меня я больше всего спокойна. Я чувствую лёгкость, о которой уже давно позабыла, чувствую спокойствие… самое настоящее спокойствие от знания того, что как раньше уже точно никогда не будет, от знания того, что я больше никогда не вернусь к Брайану. И это спокойствие, эта лёгкость она смешивается с внутренним волнением. С волнением из-за встречи с адвокатом, с которым мне придётся обсудить всё моё прошлое, каждую мою ошибку, каждое моё действие, в копилке которых есть и кое-что противозаконное. Мне лично придётся рассказать о себе всё самое плохое, но я волнуюсь не поэтому, я волнуюсь из-за излишнего внимания. Ведь на этот раз не обойдётся парочкой знакомых, на этот раз вся грязь выльется в свет и весь мир о ней узнает, если только захочет.
— У Молли живот ушёл где-то через две недели, — говорит Джек за моей спиной и я вздрагиваю от испуга.
Я стою напротив зеркала и, подняв свою рубашку, осматриваю свой всё ещё словно беременный живот, я как будто на четвёртом месяце. Но я рассматривала не только размер своего живота, но и шрам от кесарева и шрам от сломанных рёбер, и синяк от удара, от которого у меня и начались схватки.
— Ты меня стесняешься? — подходит ко мне из-за спины Джек, когда я опускаю рубашку, скрывая от него весь этот ужас.
— Просто это не самое лучшее зрелище, — смотрю на отражение Джека я.
Джек ничего мне не отвечает, но я вижу, что он хочет, но он лишь выдерживает на мне взгляд, а затем словно сдавшись, аккуратно обнимает меня из-за спины, опуская руки на мой живот.
— Как Молли? — спрашиваю я, всё ещё не поворачиваясь к Джеку, а смотря лишь на его отражение передо мной.
— Об этом можешь не волноваться, — уклончиво отвечает он, и я накрываю его ладони своими, в момент ощущая, как по рукам, а затем и по всему телу начинают распространяться мурашки и тепло. — Молли знает, что всё уже давно к этому шло и что ни она никто либо другой уже ничего не сможет сделать. Конечно, ей обидно, она злится на меня, ненавидит меня, но всё же понимает, что Кристофер также и мой сын и что он нужен мне также сильно, как и я ему.
— Так вы всё обговорили? — с напряжением в голосе спрашиваю я.
— Нет, но мы хотя бы начали, — натянуто улыбается Джек, и я поворачиваюсь к нему. — Адвокат придёт примерно через час.
— Хорошо, — киваю я, проводя ладонями по плечам Джека, а затем и коснувшись его скул.
Сегодня пасмурно, поэтому в палате тусклый серый свет, словно сейчас уже вечер, а не разгар дня и глаза Джека в этой тусклости кажутся ещё темнее, чем они есть.
Я так сильно скучала по нему, я безумно сильно скучала по Джеку, но только сейчас поняла, как сильно мне его не хватало. Моё тело словно тянется к нему и, проводя ладонями по его плечам и ощущая его обнимающие меня руки, я чувствую, что мне этого мало. Я хочу быть ближе к нему, хочу чувствовать его всем телом, я хочу чувствовать только его запах, который ассоциируется у меня с домом, я хочу чувствовать только его прикосновения и видеть только его глаза. Всё моё тело, вся моя душа и моё сердце желает этого, и когда Джек крепче прижимает меня к себе, я опускаю голову на его плечо, чувствуя, как всё внутри меня сжимается, чувствуя ноющую боль в ребре, но не чувствуя хотя бы малейшего желания отстраниться от него.
— Если я ещё хоть когда-нибудь скажу тебе, что ненавижу тебя или просто захочу убежать… запри меня где-нибудь, — шепчу я неоткрытая глаз и чувствую, как трясутся плечи Джека от смешка, — не знаю, сделай всё, что угодно, но не дай мне уйти.
— Хорошо, Клэр, — смеётся он, — но имей в виду, ты сама меня об этом попросила.
Нас окутывает недолгая тишина, и я проникаюсь прикосновениями Джека, его руками, обнимающими меня, его запахом, его теплом, его присутствием. И подняв голову, чтобы взглянуть на него, я тут же встречаюсь с его едва ли не смеющейся улыбкой, которую Джек пытается скрыть, вновь слегка вытягивая губы в своей привычке, и он убирает прядь волос с моего лица.
— Я люблю тебя, — говорю я с замиранием не только сердца и тела, но и всей души смотря на Джека, который в момент замирает, и улыбка медленно исчезает с его лица.
Джек теряется лишь на секунду, а затем я отчётливо вижу, как меняется его потерянный взгляд, он становится уверенным и полным решимости. И Джек, ни секунды не колеблясь, привлекает меня ещё ближе к себе, чтобы поцеловать.
Этот поцелуй… он сильный страстный, поцелуй, от которого всё моё тело покрывается мурашками, ноги становятся ватными, а колени подкашиваются, но благодаря крепким объятиям Джека, я не падаю. И этот поцелуй без страха, без сомнений и, наконец, без боли. Этот поцелуй полон любви, полон эмоций и желания, он полон нашим будущим и в нём совершенно отсутствует наше прошлое, наши неудачи.
Я люблю Джека всем сердцем и время этому доказательство, время, боль и ошибки и, предательство, ложь и страх. Но слово «любовь» не описывает всё то, что я к нему испытываю. Это не просто влюблённость, это не просто любовь, это намного-намного больше, это намного сильнее. Если бы раньше мне только сказали, что можно так сильно любить я бы лишь посмеялась в лицо той сумасшедшей, а теперь я и есть та сумасшедшая, но думаю, я имею на это право. Мы с Джеком прошли длинный путь, чтобы быть вместе, и мы это заслужили, мы заслужили счастье, заслужили наш «счастливый конец» до которого уже рукой подать, но нам всё ещё нужно через многое пройти.
— Сэр, — стучится в дверь палаты мужчина, и только по отдалённому голосу в моей голове я узнаю охранника.
Джек останавливает поцелуй, отстраняясь от меня, но не отпуская моих рук, а я не открываю глаза, лишь отворачиваюсь от двери находясь всё также близко к Джеку, чувствуя, как опускается
